Публикуется в рамках конкурса "Репортеры АТО"
Ссылка на статью: http://fakty.ua/199868-hirurg
Четыре месяца находясь в плену, хирург из Ровно спас жизни десяткам бойцов украинской армии и… пророссийских сепаратистов. Его ассистентом во время операций был водитель. Сегодня врач готов снова отправиться на передовую.
«ФАКТЫ» рассказывали о хирурге Николае Гейнике, который четыре месяца находился в плену, а его пытались уволить за… отсутствие на работе. Освобождения из плена 50-летнего врача добивались десятки его друзей и пациентов, а также журналисты. Оказавшись на свободе, Николай Ярославович уже на следующий день вышел на работу. В течение 18 лет он возглавляет хирургическое отделение Ровенского военного госпиталя.
Николай Гейник спасал жизни на передовой. Несколько раз чудом оставался жив, вывозя раненых во время обстрелов. Сегодня врач снова готов идти на фронт.
Заведующий хирургическим отделением Ровенского гарнизонного военного госпиталя подполковник медицинской службы Николай Гейник вместе с коллегами выехал в зону АТО 30 июля 2014 года.
— Нашей задачей было сменить врачей, которые уже 45 суток оказывали медицинскую помощь на передовой, — рассказывает Николай Гейник. — В группе, отправлявшейся на замену, было два хирурга, врач-анестезиолог, медсестра-анестезист, операционная сестра и три водителя. По дороге случилось невероятное — вместо Донецкой области нас привезли в Луганскую. Поэтому, чтобы добраться к месту назначения, пришлось дополнительно потратить еще несколько суток. Четвертого августа наконец-то прибыли в село Коммунаровка Старобешевского района Донецкой области. Вскоре перебазировались в поселок Береговое, где шли бои, а потом в Иловайск. Если в Коммунаровке было спокойно, то здесь раненых привозили практически круглосуточно.
Самый ожесточенный обстрел Иловайска начался 24 августа. Враг шквальным огнем из «Ураганов» уничтожил практически всю боевую технику. Один из снарядов угодил в наши артсклады. Погибших было очень много. Когда мы поняли, что окружены вражескими танками, приняли решение выходить с боем из окружения. Единственный путь, который в то время остался, — озеро. Через него мы попытались прорваться. Со всех батальонов осталось 76 уцелевших бойцов. Сначала шли колонной, но после очередного минометного обстрела решили разделиться на небольшие группки.
В группе подполковника Гейника, кроме самого врача, выходили из окружения восемь человек — водитель Николай Боярчук и семь солдат. В течение двух суток голодные, превозмогая жуткую жажду, бойцы прошли 60 километров.
— Я шел босым — утопил обувь во время переправки через озеро, — продолжает Николай Ярославович. — Поэтому на ноги пришлось завязать перевязочные пакеты. Мы шли по твердой каменистой почве, жутко болели ступни, и один из бойцов предложил мне шерстяные носки. Жара в августе стояла невероятная, но я с радостью согласился — шагать стало гораздо мягче. Мы шли днем и ночью, практически без отдыха. У одного солдата в кармане нашлась жвачка, которую мы поровну разделили между собой. К концу вторых суток наткнулись на небольшой родник и вдоволь напились воды. А утром во время обстрела семь человек попали в плен. Мне с одним из бойцов удалось ненадолго остаться незамеченным. Через несколько часов на нас вышли пятнадцать бурятов…
Пленных усадили на БПМ и повезли в тыл к врагу.
— По дороге меня стукнули прикладом по голове, поэтому не видел, куда везут, — вспоминает Николай Гейник. — Очнулся во вражеском окопе со связанными руками, глаза закрывала повязка. По голосу определил, что, кроме нас с бойцом, здесь находятся еще четверо пленных. Нужно отдать должное русским, которые поделились с нами своим пайком. Спустя двое суток нас отвезли в Снежное в местный горотдел милиции, где поместили в КПЗ. Там находилась тюрьма. Во время допроса начальник тюрьмы, узнав, что я медик, воскликнул: «Для тебя полно работы!» Посмотрев на мои босые ноги, он велел выдать ботинки (в них я был до самого освобождения). Мне сказали осмотреть раненых и составить список медикаментов.
Оказалось, что больше тридцати человек нуждаются в операции. Я написал список препаратов и инструментов. Из длинного списка мне выдали пару зажимов, одноразовые скальпели, несколько ампул новокаина, шовный материал и небольшое количество бинтов. Посмотрев на все это, только покачал головой.
Ничего не оставалось, как приступать к делу. Раны пленных вызвали у меня ужас. Практически у каждого — гнойная патология. Раны запущенные, грязные. Для начала нужно было обрезать омертвевшие ткани, вычистить песок, глину, траву и даже мелкие камешки, зашитые в раны. Повторно зашивал не сразу. Нужно было убедиться, что прошел воспалительный процесс.
Врач признается, что оперировал вопреки законам хирургии:
— Операции проходили там же, в КПЗ, в небольшой комнатке для посещений. Перед операцией раненые по очереди садились на прикованный к полу железный табурет и зажимали во рту ложку, которую я использовал вместо обезболивающего. Бойцам объяснял, что у меня нет ни анестезии, ни нужных инструментов, ни хорошего шовного материала, но я сделаю все, чтобы они выжили. Нужно только немножко потерпеть. И они терпели. Иногда я замечал, как у кого-то из бойцов по щекам текли слезы. Но ни стонов, ни упреков не было. В первый день оперировал не прекращая с десяти утра до часу ночи. Всего мы прооперировали 32 человек. Это были сквозные огнестрельные ранения, осколочные ранения грудной клетки, шеи, легких, открытые переломы. Инструменты стерилизовал здесь же, на открытом огне. Во время операций моим ассистентом был… 62-летний водитель Николай Боярчук.
Помню, когда сообщил Николаю, что во время операций ему предстоит быть ассистентом, он с надеждой посмотрел на меня, подумав, что я шучу. Потом попытался отговорить меня. Но, оглянувшись вокруг, понял: заменить его просто некому. Многие пленные уже подолгу находились в тюрьме и еле стояли на ногах, к тому же почти все они были «зелеными» мальчишками. Пришлось водителю учить азы хирургии, и он постигал науку со всей ответственностью. Через какое-то время Коля уже умело делал перевязки, накладывал шины, обрабатывал раны. Кстати, абсолютно все делалось на тех же прикованных к полу табуретках. Но, несмотря ни на что, все наши пациенты выжили!
Прошло полтора месяца. За это время я вытребовал какие-то лекарства, растворы, шовные материалы. Иногда мне удавалось добиться, чтобы раненых перевели в больницу. Помню, однажды во время прогулки заметил человека, неподвижно лежавшего в конце двора на бетоне. Оказалось, в таком состоянии он находился уже несколько дней. Поинтересовался у сепаратистов, что с ним. Мне ответили, что он очень тяжелый и скоро умрет. Я обследовал бойца, у него оказалось проникающее ранением грудной клетки, ранена шея. Немедленно прооперировал его и настоял, чтобы парня перевели в больницу. А через два дня… его выписали, и он снова попал ко мне. Я выходил Сережу, хотя надежды было мало. Сегодня он продолжает воевать на востоке Украины. Мы созваниваемся.
Медиков, то есть меня и водителя, держали в одиночных камерах. Там не было окон, и мы не ориентировались, какое сейчас время суток. День недели узнавали от охранников. По окончании операций или перевязок нас отводили обратно в камеры. Кормили дважды в день. Если других пленных принуждали к работе — они занимались разминированием, копали траншеи, разгружали машины, убирали трупы, — то нас не трогали.
В Снежном Николай Гейник пробыл до 29 октября, после чего его перевели в донецкую тюрьму.
— Мне пообещали, что поеду с последним раненым, но обманули, — вспоминает хирург. — Если бойцов освободили, то мне заявили, что домой еще рано, нужно лечить других раненых. В Донецке я попал в подвал бывшего СБУ, где встретил коллегу Андрея Юрчука. Вместе с ним мы оперировали в медпункте и наших, и врагов. Скольким террористам помог, трудно сосчитать. Я врач и не мог отказать…
В донецкой тюрьме пленных на допросах сильно избивали, особенно танкистов и артиллеристов. Меня с терапевтом особо не били, но пытались склонить к предательству, перейти на сторону врага. Мы находились в бараке вместе с остальными пленными. В туалет нас выводили по часам, а в баню — раз в месяц.
Холод в бараке стоял жуткий, помещения не отапливались даже в сильный мороз. От плохого питания многие заболели дизентерией, а когда начались холода, все простудились. Пленные заражались один от другого. К счастью, волонтеры передавали теплую одежду и медикаменты от гриппа, которыми мы спасались.
26 декабря охранник огласил список на обмен. Николай Гейник наконец услышал свою фамилию. Он пробыл в плену ровно четыре месяца. Когда родные увидели его, то еле узнали. Николай Ярославович похудел почти на 20 килограммов, отрастил бороду.
Пока хирург находился в плену, его чуть не уволили с работы за «прогулы». Врач едва не лишился социальных прав и гарантий за вынужденное прерывание срока военной службы. Чтобы найти правду и защитить отца, старшему сыну пришлось обращаться к журналистам («ФАКТЫ» рассказывали об этом). Как только хирург оказался дома, буквально на следующий день вышел на работу, в Ровенский военный госпиталь.
Сегодня подполковник Гейник снова собирается ехать на восток Украины. Нужно сказать, что отважный врач уже прошел… три войны. Первая была в Афганистане, вторая — в Ливане, а через несколько лет пришлось встречать врага на своей Родине.
— В разрушенном Донбассе люди устали от войны и больше всего хотят мира, — говорит Николай Гейник. — К сожалению, многие из них только сейчас поняли, что желание отделиться от Украины было большой ошибкой. Моему младшему сыну Богдану скоро шесть лет. Ради того, чтобы наши дети жили в свободной стране, я сделаю все, что в моих силах.
Ленина БЫЧКОВСКАЯ, «ФАКТЫ»